Геннадий ГОЛЬДШТЕЙН: В джазе нет ничего своего.
Сейчас в Питере заканчивается работа над третьей из восьми
серий нового телевизионного фильма о джазе, сценарий которого
написал знаменитый джаз-тромбонист Анатолий Чемерис. И уже в этом
месяце сериал выйдет в эфир сначала петербургского "пятого"
канала, затем, видимо, на "Культуре". В каждой серии - три
основных сюжетных блока: джаз-история, джаз-персона и
джаз-новелла и музыка. Продюсер фильма "Петербургский джаз"
Дмитрий Коваленко, режиссеры - Алексей Маллер, Александр Якушев и
Александр Слободской. Героями первой антологии "невского джаза"
станут Владимир Феертаг и Игорь Бутман, Давид Голощекин и
Геннадий Гольдштейн. И, разумеется, их учителя: от Глена Миллера
до Утесова. О джазе и о новом телефильме корреспонденту
"Известий" Юлии КАНТОР рассказывает Геннадий ГОЛЬДШТЕЙН.
- Меня очень радует, что в Питере решили посмотреть на историю
нашего джаза. Ведь эта бесценная информация порой валяется где
попало, и никто не знает, что сохранилось и где ее найти. И в
архивах-то порой ничего не найдешь. Джаз так старательно не
любили на официальном уровне, что никакой антологии, естественно,
нет. Хотелось бы, чтобы получился серьезный фильм о серьезном
явлении.
- Недавно ОРТ показало фильм об истории американского джаза,
объясняющий, что джаз появился как протест против расовых
предрассудков. У нас джаз тоже был явлением протестным?
- Да, просто это было свободное дело свободных людей. Помню,
как я слушал пластинки Глена Миллера - это был другой мир, звуки
другой жизни! Американское общество казалось нам запредельной
мечтой. Оно казалось нам свободным, потому о нем и мечтали. Глен
Миллер и Дюк Эллингтон их дивным зарядом света помогали нам эту
свободу услышать. Об этих "заочных" учителях и будет рассказ в
фильме.
- В нашем питерском джазе было что-то свое, особенное?
- А что в джазе может быть "свое"? Если что-то хорошее
прививается, его надо культивировать, а не слишком увлекаться
изобретательством. Хотя, конечно, джаз - это в первую очередь
импровизация.
- В Ленинграде любые "звуки свободы" глушились жестче, чем в
Москве. Как же в 50-70-е годы формировался наш джаз?
- О, это целая эпопея. Даже пластинок было не достать. Мы все
пользовались коллекцией капитана Колбасьева, ходившего в загранку
и привозившего великолепные пластинки. Колбасьева в конце концов
все-таки посадили... Вы не представляете, что значил для нас,
например, джем-сейшн с оркестром Бени Гудмана в 1962 году. А
вообще в Ленинграде существовало два оркестра, которые
обменивались теми крупицами, которые удавалось "завезти".
А еще у нас, ушедших в джаз, были великие учителя. Один из
них, он появится уже в первой серии фильма, - Яков Скомаровский.
- Правда ли, что Дмитрий Шостакович пытался защитить
ленинградский джаз?
- Он писал защитные письма, когда к нему обращался еще один
наш учитель, руководитель прекрасного, особенно по тем временам,
оркестра, Иосиф Вайнштейн. Кстати, именно Вайнштейн приютил меня
и еще четырех моих товарищей, когда нас фактически закрыли.
- У вас были неприятности из-за джаза?
- А как же. На Литейную, 4 (там размещался питерский КГБ),
меня, правда, не вызывали. Но зато "пригласили" на вербовку в
местное отделение милиции. Предложили "сообщать" о разговорах в
моем оркестре и среди его слушателей. Нашли как нельзя более
"удачное" время: я формально нигде не работал, только вел
музыкальный кружок. Естественно, я "ничего не понял". А потом
ждал, что меня вышлют из Ленинграда. К счастью, обошлось.
- Вы много лет преподаете на джазовом отделении Училища имени
Мусоргского. Как вам новое поколение джазменов?
- Как любое долго живущее явление, джаз теперь "болеет",
переживает кризис. Но, надеюсь, в результате только окрепнет.
Сейчас в Петербурге есть яркие ребята. Ну, конечно, Игорь Бутман,
нынче он москвич, Эдик Ахметшин, Андрей Синченко... Недавно в
Вашингтоне выпускник нашего училища Дима Бевский завоевал вторую
премию на национальном джазовом конкурсе. Теперь учится в
Нью-Йорке. Перспективы есть. Но вот "глыб", увы, пока не видно.
Санкт-Петербург.