Геннадий ГОЛЬДШТЕЙН: В джазе нет ничего своего.

Сейчас в Питере заканчивается работа над третьей из восьми серий нового телевизионного фильма о джазе, сценарий которого написал знаменитый джаз-тромбонист Анатолий Чемерис. И уже в этом месяце сериал выйдет в эфир сначала петербургского "пятого" канала, затем, видимо, на "Культуре". В каждой серии - три основных сюжетных блока: джаз-история, джаз-персона и джаз-новелла и музыка. Продюсер фильма "Петербургский джаз" Дмитрий Коваленко, режиссеры - Алексей Маллер, Александр Якушев и Александр Слободской. Героями первой антологии "невского джаза" станут Владимир Феертаг и Игорь Бутман, Давид Голощекин и Геннадий Гольдштейн. И, разумеется, их учителя: от Глена Миллера до Утесова. О джазе и о новом телефильме корреспонденту "Известий" Юлии КАНТОР рассказывает Геннадий ГОЛЬДШТЕЙН.

- Меня очень радует, что в Питере решили посмотреть на историю нашего джаза. Ведь эта бесценная информация порой валяется где попало, и никто не знает, что сохранилось и где ее найти. И в архивах-то порой ничего не найдешь. Джаз так старательно не любили на официальном уровне, что никакой антологии, естественно, нет. Хотелось бы, чтобы получился серьезный фильм о серьезном явлении.

- Недавно ОРТ показало фильм об истории американского джаза, объясняющий, что джаз появился как протест против расовых предрассудков. У нас джаз тоже был явлением протестным?

- Да, просто это было свободное дело свободных людей. Помню, как я слушал пластинки Глена Миллера - это был другой мир, звуки другой жизни! Американское общество казалось нам запредельной мечтой. Оно казалось нам свободным, потому о нем и мечтали. Глен Миллер и Дюк Эллингтон их дивным зарядом света помогали нам эту свободу услышать. Об этих "заочных" учителях и будет рассказ в фильме.

- В нашем питерском джазе было что-то свое, особенное?

- А что в джазе может быть "свое"? Если что-то хорошее прививается, его надо культивировать, а не слишком увлекаться изобретательством. Хотя, конечно, джаз - это в первую очередь импровизация.

- В Ленинграде любые "звуки свободы" глушились жестче, чем в Москве. Как же в 50-70-е годы формировался наш джаз?

- О, это целая эпопея. Даже пластинок было не достать. Мы все пользовались коллекцией капитана Колбасьева, ходившего в загранку и привозившего великолепные пластинки. Колбасьева в конце концов все-таки посадили... Вы не представляете, что значил для нас, например, джем-сейшн с оркестром Бени Гудмана в 1962 году. А вообще в Ленинграде существовало два оркестра, которые обменивались теми крупицами, которые удавалось "завезти".

А еще у нас, ушедших в джаз, были великие учителя. Один из них, он появится уже в первой серии фильма, - Яков Скомаровский.

- Правда ли, что Дмитрий Шостакович пытался защитить ленинградский джаз?

- Он писал защитные письма, когда к нему обращался еще один наш учитель, руководитель прекрасного, особенно по тем временам, оркестра, Иосиф Вайнштейн. Кстати, именно Вайнштейн приютил меня и еще четырех моих товарищей, когда нас фактически закрыли.

- У вас были неприятности из-за джаза?

- А как же. На Литейную, 4 (там размещался питерский КГБ), меня, правда, не вызывали. Но зато "пригласили" на вербовку в местное отделение милиции. Предложили "сообщать" о разговорах в моем оркестре и среди его слушателей. Нашли как нельзя более "удачное" время: я формально нигде не работал, только вел музыкальный кружок. Естественно, я "ничего не понял". А потом ждал, что меня вышлют из Ленинграда. К счастью, обошлось.

- Вы много лет преподаете на джазовом отделении Училища имени Мусоргского. Как вам новое поколение джазменов?

- Как любое долго живущее явление, джаз теперь "болеет", переживает кризис. Но, надеюсь, в результате только окрепнет. Сейчас в Петербурге есть яркие ребята. Ну, конечно, Игорь Бутман, нынче он москвич, Эдик Ахметшин, Андрей Синченко... Недавно в Вашингтоне выпускник нашего училища Дима Бевский завоевал вторую премию на национальном джазовом конкурсе. Теперь учится в Нью-Йорке. Перспективы есть. Но вот "глыб", увы, пока не видно.

Санкт-Петербург.